Мы используем cookie. Это обеспечивает сайту правильную работу, а нам дает возможность анализировать взаимодействие посетителей с сайтом и делать его лучше. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с использованием файлов cookie.
Ладно
Close
RU
EN
2016
ПРАВО НА ГОРОД

Как стать иркутянином и остаться собой

Как люди, приехавшие из Центральной Азии взаимодействуют с городом, желая интегрироваться в него?

текст
РИНАТ ИШМУХАМЕТОВ
фото
ФАБИАН ВАЙСС
ЮЛИЯ ЗЕЛЛЬМАНН
АНТОН КЛИМОВ
фото
фото
Переезд из одной страны в другую не только географическая перемена. Это вхождение в другой мир, живущий по своим формальным и неформальным правилам. Иркутск, как и другие города России, стал местом постоянной или временной жизни для людей из Центральной Азии. Но становится ли он домом? Насколько город позволяет человеку почувствовать себя иркутянином и при этом остаться собой, сохранить свою идентичность?
«Иркутск — это не просто типичный провинциальный, это типичный переселенческий город. Здесь почти невозможно найти людей, у которых предки до серьезно дальнего колена были иркутянами или даже просто сибиряками. Здесь живут люди без корневой системы. Практически все происходят от приезжих, чем очень гордятся».

Сергей Шмидт, историк
«Иркутск — это не просто типичный провинциальный, это типичный переселенческий город. Здесь почти невозможно найти людей, у которых предки до серьезно дальнего колена были иркутянами или даже просто сибиряками. Здесь живут люди без корневой системы. Практически все происходят от приезжих, чем очень гордятся».

Сергей Шмидт, историк
В центре нашего исследования — люди, приехавшие в Иркутск из Центральной Азии. Они оказались здесь в разное время и по разным причинам и остались в городе если не навсегда, то надолго. Представлены здесь только мужчины, что не отражает полной картины: на заработки в Россию приезжают в том числе женщины, однако их значительно меньше, к тому же культурные особенности затрудняют их свободное общение с мужчинами вне собственной семьи. Сам по себе феномен миграции и его прямые или косвенные последствия вне рамок нашей работы. Прежде всего нас интересует «вхождение в город» — процесс интеграции в жизнь города, понимание Иркутска как «своего места».
Точка входа
«Я в Иркутск приехал в 1980 году. Служил на станции „Белая", в авиационном полку, фельдшером — два года сверхсрочной службы. После службы город понравился, и я остался учиться. Окончил Иркутский сельскохозяйственный институт и здесь женился...»

Э.Т.

Переезд в Иркутск ещё в советское время — распространенный и показательный случай. Служба в армии стала причиной знакомства с городом: Э.Т. был отправлен на службу из Киргизской ССР в Иркутск, остался учиться, а после развала Союза сразу принял российское гражданство.
Ходил по городу и уже тогда чувствовал, что город гостеприимный, тогда уже думал остаться здесь учиться.
Э.Т.
Получение образования в России — это и сегодня достаточно распространенная практика среди молодых людей из бывших советских республик. Очень часто студенты остаются после завершения учёбы в Иркутске.
Папа у меня электрик-инженер. Он сюда приехал, получается, и нас привез потом, но они уехали — родители. Все уехали сейчас. А я здесь продолжил учебу

А.Х. (магистрант, второй курс)
Гражданская война в Таджикистане — вооружённый межклановый внутриэтнический конфликт в Таджикистане между сторонниками центральной власти и различными группировками в лице Объединённой таджикской оппозиции, последовавший за провозглашением независимости страны в результате распада СССР (1992—1997).
Википедия
«Приехал в 1998 году… на заработки. У нас после гражданской войны в Таджикистане было сложно жить, работать… Здесь остался и учился на подготовительных курсах три года. В 2003 году поступил в Нархоз. После учебы я оформлял свои документы на гражданство: хотел остаться здесь. Получил в 2008 году и здесь женился».

В.Г.
Часто приезд на заработки в Россию не является собственным выбором: войны, этнические конфликты, невозможность заработать на жизнь.
«Наши ребята, когда была гражданская война в 1991—1994, каждый эмигрировал кто куда. Сюда приехал один человек, остался, заработал, увидел, познакомился, освоился — и уехал на родину. [Потом] с собой еще привез человек 10−15. У меня сюда отец приезжал в 1997 году, а я в 1998 с ним сюда приехал. Приехал первый раз в жизни — и здесь остался».

В.Г.
Р.И.: Вы думали, что вы останетесь?
Э.Т.: Я, когда уезжал, ничего не думал… Просто как-то… просто, ну сами понимаете, мигрировал.
«Приехал в город Иркутск в 2001 году. Тогда я работал разнорабочим, по найму… краткосрочно — полгода максимум, четыре-пять месяцев, потом уезжал домой, опять приехал… С 2005 года до 2008 года я не приезжал в Иркутск — у себя дома работал. С осени 2008-го и по сей день живу в Иркутске. Но каждый год, один раз, иногда два раза езжу домой. Моя семья находится в Узбекистане».

Ю.К.
Обычная история для начала нулевых, когда в России начался быстрый экономический рост после долгого периода стагнации и кризиса 1998 года, а экономики стран Центральной Азии всё ещё испытывали спад.
«Знакомый мой здесь работал, когда он приехал к нам в деревню… Я его во время разговора спросил: „А если я приеду?" Он сказал: „Если приедешь, могу помочь, точно один месяц могу тебя поддержать со всех сторон — и материально и морально"».

Ю.К.
«Таким образом я здесь оказался. Приехал — и через какое-то время, через десять дней, ощутил, что у меня голова не болит, что я нормально сплю, ничего меня не беспокоит».

Ю.К.
Видно, как сильно личные истории зависят от контекста большой истории: в советское время молодые люди часто проходили службу вне родных республик СССР, а позднее в 1990-х — начале 2000-х в России запрос на рабочую силу привлёк огромное количество людей из Центральной Азии.
Город возможностей
Иркутяне гордятся тем, что Иркутск — город с историей и культурными традициями, старинный сибирский город. Но человек с опытом жизни в Самарканде или Бухаре (обоим городам больше двух с половиной тысяч лет) иначе смотрит на 355-летний юбилей Иркутска.
«Когда первый раз кто-нибудь из моего места приезжает и я показываю город, мне говорят: „Ой… ты говоришь центр? Что это?“ [имеется ввиду территория вокруг центрального рынка, в частности бывшая Шанхайка] Я говорю: „Так достраивается город ещё“. Объясняю, что [город] еще молодой».

Ю.К.
Иркутск как «город возможностей», вероятно, тоже неожиданный ракурс, ведь обычно центрами жизни видятся Москва и Санкт-Петербург. В тоже время мигрантами Иркутск рассматривается именно как место, где можно прежде всего изменить свою жизнь к лучшему.
А.К.: Отец приезжал в командировку и здесь остался.
Р.И.: А он не объяснял вам, почему сам приехал и вас сюда перевез?
А.К.: Ну, он считал, что образование лучше и здесь есть перспектива. Я тоже так считаю, что здесь есть перспектива, возможности. Есть больше, чем там.
«Брат мой закончил Мединститут и хочет дальше здесь продолжать [учёбу], хочет ординаторскую получить и семью сюда привезти. Это я захотел: там перспективы ему нет. Там, чтобы перспективу иметь, ему дядю нужно иметь или хорошие деньги, чтобы заплатить, потом дальше пройти. Семь-восемь лет учиться, чтобы работать медбратом — это тоже неправильно...»

В.Г.
Отношение к Иркутску не сводится только к прагматичному желанию заработать, получить образование и уехать. Город воспринимается не как перевалочный пункт на пути к чему-то большему, но место для жизни, вторая или даже первая родина.
«Я не хочу никуда ехать, потому что мне здесь нравится, здесь город… Ну, как сказать… многонациональный город. Во-первых, в Иркутске нет такого, что вот ты не русский — ты таджик, ты узбек и другое… Здесь, в Иркутске, за 17 лет жизни… с 1998 года ни разу еще я не слышал, не видел, чтоб где-то так-то говорили: „Ты такой, ты нездешний, уезжай отсюда“. Да, такого ещё ни разу я не видел и не слышал».

В.Г.
Тот город, откуда я родом, уже, можно сказать, немножко чужой, я там уже… отвык от этого города
А.Х.
«Тогда я почувствовал, что Иркутск — гостеприимный, гостеприимные люди, очень дружные люди…»

Э.Т.
Примером негостеприимности для сравнения обычно служит Москва:
«Сейчас, когда я приезжаю в Москву... как народ здесь себя ведет и как в Москве — это небо и земля...Да, мегаполис. Когда едешь в Москву, идешь там, даже элементарно подойти и спросить — с тобой даже не станут разговаривать. Пошел — и все, как будто ничего не было. А здесь не так, здесь... Подходишь к уставшим людям (такое же нередко бывает) — могут объяснить нормально что-где. Или вот я ночью домой еду. Подошел ко мне: „Как мне проехать в Листвянку?" Они из Красноярская... [я] ехал в другую сторону, говорю: „Я вас довезу до трассы". C аэропорта вел до трассы, остановился и им объяснил, что прямо-прямо всё, все указатели есть. Поехал довольный [домой]... Не знаешь порой дорогу, спросил — нормально объясняют. В Москве попробуй спроси — с тобой даже не разговаривают».

В.Г.
Этот эпизод показывает, что для В.Г. важна не только гостеприимная атмосфера города сама по себе, но и участие в сохранении этой атмосферы.
Конфликты, сложности, лишения
«Более или менее [живут] те, которые уже обоснованные здесь, такие же, как я, — пораньше [приехавшие]. Кто занимается бизнесом, работой, что-то у них [есть]. Те, которые приезжают-уезжают, – они плохо живут. Они не живут, а просто… существуют. Они [в таких] условиях живут, что это нечеловеческие условия».

В.Г.
Жильё — одна из главных тем в рассказах трудовых мигрантов. Сезонные рабочие, как правило, приезжают для того, чтобы заработать деньги для своей семьи, и потому вынуждены экономить на всём, в том числе на жилье. Очень часто живут прямо на строительных объектах, в жилье под снос и так далее.
«Комнату снимал — деревянный такой полуразваленный дом снимал… Я не знал, что этот мужик отсидевший, что он алкаш. Говорю:

— А по поводу оплаты как будем решать?
— Каждый вечер — мне бутылочку.
— Какую бутылочку? Ты что? Бутылка-то столько стоит…
— Нет, мне вот такой спирт.

Показывал мне бутылку, я там прочитал, что стекло чистить. Каждый день я в конце работы обязательно туда заходил, брал. Устал потом -взял сразу 10 или 15, купил, в комнате у себя под кровать спрятал, чтобы каждый день не искать. Потом смотрю: у меня мои продукты пропадают, смотрю — в моей комнате кто-то спал. Я говорю: «Что такое? Я закрываю, у тебя запасной ключ есть, ты оттуда мои продукты кушаешь?»

Как-то ночью толпа — все с кривыми мордами, выражения все тюремные. Один, второй начал приставать. Я говорю: «Если так — завтра я уйду». Тогда ночью мне страшно было. Они сидели, гудели до утра. Кое-как я провел ночь. На следующий день взял вещи и ушел. Потом на объекте жил. Он пришел за мной, говорит: «Ты же знаешь меня — ни детей, ни жены, никого, один живу. Давай возвращайся». Я говорю: «Нет, не пойду». Он начал приходить, спрашивать: «Дай на бутылку». Я говорю: «Устал от тебя… Может, сторожем пойдешь куда-нибудь работать?» Его никто никуда не брал, потому что пьющий человек, кому он нужен…»

Ю.К.
Местные жители — совсем не однородная масса «местных». И сезонные рабочие неодинаковы. Как видно из этого короткого рассказа, взаимоотношения между ними тоже не просто хорошие или просто плохие.
«Работодатели не хотят делать трудовой договор, потому что им без договора выгодно. Бывают даже случаи… в том году с пятого этажа упал наш гражданин — несчастный случай. Умер. А у них трудового договора нету, и они говорят: „Он у нас не работал — в гости пришел“. Хотя он там три месяца [работал], оказывается, и свидетели были. Не могли доказать».

Э.Т.
Отношения между работодателями и мигрантами складываются по-разному. Работа на стройке, отделке помещений, всегда риск — легко могут не заплатить.
«Я потом жил на другом месте. Там молодые наркоманы были. Ночью зашел в киоск что-нибудь купить пожрать, выходишь — и уже начинают… Кое-как потом оттуда тоже ушел. А в Затоне когда жил, там деревянные двухэтажные дома, жильцы говорили: «Ты будь осторожен, ты тем более не россиянин, не дай бог… никто не гарантирует…»

Ю.К.
Напомнить мигранту, что он «чужой», подчеркнуть его бесправие выгодно не только работодателям, но и тем, кто работает в госструктурах.
— Ты что, говорю, бороду отпускаешь?
— А что, нельзя?
— Паспорт… там бороды нет. Что ты так ходишь? Ты сам привлекаешь внимание людей! За это тебя посадят в УАЗик, ППС, и будут возить целый день, потому что не соответствует фотография.

«Ночью не ходить, не гулять, желательно от молодёжи подальше ходить, от пьяных подальше. От пьяниц-женщин, девушек — вообще…»

Ю.К.
Риски связаны с многочисленными ограничениями, которые накладывает статус мигранта. И сам статус во многом противоречив: он создаёт множество «серых зон», возможностей для манипуляций и откровенных вымогательств. Мигрантам приходится приспосабливаться к такому положению вещей.
«В основном со стороны государственной власти многие страдают. Без паспорта ходят — отбирают. Как отбирают? Клочок бумаги [дают]: Вот, эти деньги оплатить, принесешь чек, потом я тебе верну паспорт…». А потом, если что, инспектор говорит: «Я не брал, я тебя первый раз в жизни вижу».

Ю.К.

Тему гражданства поднимают не только представители органов власти. Вот сцена описанная одним из иркутских блогеров:
«Часов в восемь иду по улице и издали слышу, как две женщины выясняют отношения. Орали они друг другу через улицу. Когда я стал различать слова, они как раз были на стадии: «А ты кто такая?» Одна сидела на скамейке в окружении таких же как она — в платочках и яркой цветной, но поношенной одежде, а другая — в майке кожаной юбке, с собакой на поводке, стояла у публичного дома с видом его хозяйки (ну или менеджера по продажам). Вот ради её реплики я и написал этот пост: «Ты — никто! Запомни: ты никто! А я — гражданин России. Не нравится — отправляйся в свой монастырь!»
Подобные выпады могут быть восприняты болезненно:
Я люблю город. Я люблю людей, но своим домом назвать я опасаюсь. Какие-то люди мне сказали: «Ты всё равно иностранный человек, мы можем тебя поставить на место». Я до того момента не думал, что я иностранец. Мне больно было. Я никогда эти слова не забуду.
Ю.К.
Реакция Ю. К. очень эмоциональная, даже когда он просто вспоминает этот эпизод. Заметно, что ощущение себя иностранцем не было постоянным и более того, оказалось совершенно неожиданным, несмотря на отсутствие гражданства.

Негатив, исходящий от местных, мои собеседники склонны связывать с воспитанием, личными качествами, даже несмотря на присутствие чёткой грани «мы/они».
«Негатив зависит от самих людей. вот если я как себя вел так, ко мне так относятся. Я сколько здесь живу, еще ни разу, ни разу, ни одного случая, чтобы мне сказали: «Эй, ты! Ты едь на свою родину, ты не такой, ты сякой». А когда наши приходят, говорят: «Мне так сказали». Я говорю: «Почему мне не говорят об этом? Значит, ты сам так себя вел.»

В.Г.
«Пять пальцев же они не одинаковы. У нас тоже есть плохие — пьющие, гуляющие — всякие же бывают. Я не говорю, что наши лучше. У нас тоже есть такие».

М.С.
«На простых людей вообще не жалуются — быстро находят общий язык, быстро с ними работают, все нормально, все ровно идет».

Ю.К.
Повседневное общение
«Василий, да. Когда я в первые годы был, звали: Вася. Так и осталось. Потому что некоторые очень плохо произносят моё имя… Вася, ну… мне так нравится».

В.Г.
«Максим, потому что так удобнее — и мне, и всем…»

М.С.
Называться звучащим по-русски именем — достаточно распространенная практика среди мигрантов: тюркские, арабские и другие имена русскоязычному человеку сложно запоминать и правильно произносить.
Рома — это Рома? Или на самом деле Музафар?
М.С.
«На остановке стоят, по-своему громко разговаривают. Я думаю, большая часть иркутян нехорошо приветствует, когда иностранцы разговаривают на родном языке. Некоторые говорят: «Здрасьте, а почему?Есть закон? Где закон, что мне нельзя разговаривать на родном языке?» Я говорю: «Такого закона нет. Просто уважение надо делать, перед этими людьми постарайтесь вести себя нормально».

Ю.К.
Тема общения на русском или родном языке так или иначе появлялась в каждой беседе.
Я везде со своими сижу, разговариваю на таджикском — у меня вылетают русские слова.

В.Г.
«Пять пальцев же они не одинаковы. У нас тоже есть плохие — пьющие, гуляющие — всякие же бывают. Я не говорю, что наши лучше. У нас тоже есть такие».

М.С.
«Младшая сестренка здесь учится, в третьем классе. Занимается только по-русски. По-узбекски она уже перестала почти говорить».

В.Г.
«Папа тоже меня так воспитывал: если ты, например, рядом с русским, то ты тогда не стесняйся — по-русски общайся».

М.С.
Потребность в русском языке напрямую связана со стратегией, выбранной мигрантом. Сезонная работа в узком коллективе соотечественников не требует знания русского языка в принципе: как правило, мир мигранта в таком случае ограничен только кругом его соработников, и необходимый максимум — это коммуникация с работодателем. Иначе дело обстоит с людьми, нацеленными на интеграцию в принимающее сообщество. В их случае знание русского языка воспринимается как необходимость, особенно хорошо это видно на примере воспитания детей.
Отец говорил: «Говори на русском», чтобы я быстрее учился.
А.Х.
«Мы часто встречаемся и разговариваем, объясняем: когда вот обращаешься в [государственные]структуры, ты не „тыкай“ человека, всегда „Вы“ говори. Это незнание языка — грубо выходит. Хорошо, что здесь, в России, понимают, когда ну… нерусский говорит».

В.Г.
«У нас если получится, что с нами русский, то обязательно я всегда по-русски общаюсь, чтобы он не обиделся или она».

М.С.
Говорить по-русски в присутствии русскоязычных людей представляется как часть этикета. То же самое мне сообщил А. Х. Он считает общим правилом говорить по-русски в присутствии русскоговорящих. Подобная практика, тем не менее, не отменяет того, что в обычном разговоре с соотечественниками будет использоваться родной язык.

То, что может показаться русскоговорящему человеку грубым, зачастую просто незнание языка. Характерный пример — обращение «брат». Часто это просто попытка вежливого обращения. Важно, что похожую проблему испытывают люди, хорошо говорящие по-русски: к кондуктору трамвая могут обратиться «хозяйка». За неимением подходящего слова.
Работа
«Мы часто встречаемся и разговариваем, объясняем: когда вот обращаешься в [государственные]структуры, ты не „тыкай" человека, всегда „Вы" говори. Это незнание языка — грубо выходит. Хорошо, что здесь, в России, понимают, когда ну… нерусский говорит».

В.Г.
Такие вынужденные самоограничения задают и определенный формат общения с внешним миром. У мигрантов, приезжающих на сезонные заработки, как правило, нет необходимости в активном контакте с их непосредственным работодателем: обо всём договаривается «бригадир», а рекламой служит «сарафанное радио», позволяющее работодателям узнать, кого и за какие деньги можно нанять.
Я сам даже путаю, как много законов федеральных. Я, единственное, такое заключение сделал: все мигранты обязаны, и всё.
Ю.К.
Ужесточения миграционного законодательства последних лет осложнили процедуры и увеличили количество разнообразных посредников между трудовыми мигрантами и работодателями, но не отменили потребность последних в рабочих из Центральной Азии, что легко понять, обратив внимание на ближайшую стройплощадку. Преодоление сложностей связанных с получением различных документов и легализацией статуса, — общие и самые частые проблемы мигрантов.

Короткая, но емкая история о взаимоотношениях работодателя и мигранта, взятая из комментариев в Сети:
«Сам работаю на рынке стройматериалов, в подчинении — нерусский грузчик (узбек-не узбек — непонятно). При этом терпеть не могу, когда на них жлобят покупатели. Была ситуация, когда на оскорбления от пожилых уже покупателей мой грузчик просто развернулся и ушел к себе в каморку. Женщина накричалась и дед сам закинул мешок цемента. Я же осудил женщину и сказал, что срываться на человека не надо: скажите мне — я сам с ним проведу беседу. После погрузки цемента (50 кг) женщина пришла, мол, верните мне деньги, которые идут за погрузку. Надо было видеть, когда я отдал ей пять рублей (что, кстати, на рубль больше чем заработал бы грузчик).
Есть место и для кооперации, ведь главный ресурс города — люди, постоянно или временно его населяющие.
«Столько лет я только с хорошими людьми работаю. Не знаю, характером сошлись или что. Работал с местными — долго, год-два-три не разлучаясь. Они ждали меня, когда я уезжал, разговаривали со мной, когда я приеду. Никаких драк, никакой ругани не было. Наоборот, кое-кому местным мы помогали — как работать, как зарабатывать. «Ты же гражданин России? Пойдешь, оформишь договор на себя, все сделаешь на себя, работники с нашей стороны, за качество, за выполнение работ, за срок мы отвечаем. Ты будешь отвечать за договор».

Ю.К.
Для В. Г. знакомство с университетским преподавателем физкультуры во время работы на стройке стало началом пути в университет.
Р.И.: Как вы познакомились?
В.Г.: Случайно — работал на стройке, приехали — надо было доски, грузить в машину. Слово за слово — и познакомились. Поехали тоже с ним, разгрузить к нему на дачу… потом я ещё через него познакомился и пошел заниматься рукопашкой.
Как сохранить традиции
К новым условиям приходится приспосабливаться и менять устоявшиеся практики или пытаться сохранить их, пусть и в измененном виде.
«Мне было непривычно, когда я приехал на родину, в Узбекистан, что там можно торговаться, когда покупаешь… здесь же в супермаркете не будешь торговаться».

А.Х.
Другое дело, когда изменения происходят в сфере религиозного, что напрямую связано с проблемой идентичности.
«Праздники празднуем дома. Рамадан [пост] держим. До прошлого года я каждый год держал. В этом году не смог. У меня же там еще сессия была».

М.С. (студент, второй курс)
Пространство города тоже изменяется:
Раньше, когда я жил и учился, трудно было доставать халяльное мясо. Надо было собраться несколько человек: скидывались, чтобы купить корову или барана и потом по пять-шесть килограмм мяса себе иметь. А сейчас в любой точке города есть халяльное.
В.Г.
«Я, честно говоря, ем все. От еды же не зависит — это я думаю так. Например, смотри: если курицу возьмешь — курица же тоже питается всяким, что попало. Еду я не выбираю. Но когда с узбеками, с мусульманами, я стараюсь чтобы не есть свинину».

М.С.
Не все религиозные нормы удаётся выполнять:
«Если он там целый день пять раз будет молиться, то кто его будет кормить? Его семью кто будет кормить?»

«По поводу мечети, вообще редко кто спрашивает [из] молодежи… маленькая-маленькая часть ходит в мечеть, но нерегулярно, непостоянно».

Ю.К.
Тем не менее, стремление поддерживать традиции сохраняется.
«Все равно, не надо же быть животным, прийти молиться надо…»

Ю.К.
Также и в личной жизни — брак должен быть освящён, а внебрачные связи являются прелюбодеянием.
«Если я сейчас выйду на улицу познакомлюсь с девушкой – это получается грех. Ну, познакомиться, чтобы пойти заниматься, как скажем… любовью. Это очень будет большой грех».

В.Г.
Ника́х (араб.— бракосочетание‎), — в исламском семейном праве брак, заключаемый между мужчиной и женщиной. Мужчинам разрешено жениться только на мусульманках, христианках и иудейках.
Википедия
В.Г.: Без никах у нас свадьба – это не свадьба. Это уже, как говорят, прелюбодеяние…
Р.И.: Никах важнее чем ЗАГС?
В.Г.: Важнее. Это потому что сам Бог велел.
Жизнь, однако, и здесь вносит свои коррективы. То, что «сердцу не прикажешь» — общее место, особенно в отношениях молодых людей.
«Здесь знакомишься, это происходит неспециально. Как говорится, сердцу не прикажешь. Если судьба — полюбишь. Почему вот я выбрал русскую жену — мне какая разница? Человек хороший, порядочный, не пьет, не курит, семья у нее хорошая, помогает».

В.Г.
Я не выбираю, что я только на мусульманке женюсь… Раньше было [что родители решали], а сейчас нет.
М.С.
Р.И.: Люди, которые приезжают сюда, стремятся к браку с представителями своей национальности?
Э.Т.: Нет, молодежь сейчас нет. Молодежь уже любит кого хочет.
Для некоторых Иркутск становится не только местом жизни, но и смерти. И все чаще — местом погребения. На стройплощадках отнюдь не редкость несчастные случаи. Когда они заканчиваются гибелью человека и у семьи нет возможности забрать тело или организовать погребение в Иркутске, деньги на похороны дают все, кто может: соработники, друзья, знакомые, иногда работодатели.
«Вот недавно, один груз-200 отправили... второго здесь похоронили. Добро дали родители — здесь похоронить. В такие моменты приходится собрать деньги: кто 10 рублей кто 50, с рабочего места кто помогает. Хорошие работодатели есть — иногда компенсируют деньги на похороны».

«Некоторые приходят сами забирают гроб. Отправляем без звука, без криков. Некоторые не могут, я созваниваюсь с родиной... получаю расписку: «Мы согласны похоронить его там».

Ю.К.
В основном религиозная жизнь мигрантов из Центральной Азии связана с Соборной мечетью Иркутска на улице Карла Либкнехта. До 1920 года улица называлась Саломатовская, и на одной её стороне традиционно селились мусульмане, а на другой стороне — иудеи и там располагается синагога.
Р.И.: Ходите в мечеть, которая на Карла Либкнехта?
В.Г.: Да, на Карла Либкнехта. И если бываем в районе Жилкино, по пятницам, там тоже есть мечеть. Ну, молельный дом.
Призыв на молитву (азан), в иркутской Соборной мечети читают только по пятницам, одни раз в дневное время, «чтобы не беспокоить местных жителей», как говорит имам мечети.

Джума́-нама́з (араб.— пятничная молитва) — обязательная коллективная молитва мусульман. Совершается в пятницу во время полуденной молитвы в мечетях. Совершение джума-намаза предписано в Коране.
Википедия
Пятничная молитва совершается не только в Соборной мечети. В районе Жилкино находится несколько крупных овощебаз. На территории одной из них организована молельная комната, функционирующая по пятницам. В основном на молитву туда приезжают люди из Иркутска II, Ново-Ленино и пригородов, а также собираются те, кто работает непосредственно на овощебазах или в окрестностях.

Начало молитвы на улице Карла-Либкнехта видно невооруженным глазом. Здесь же, не будучи осведомленным о том, куда идут небольшие группы людей, почему на одну овощебазу стали так массово заезжать машины и почему закрылся магазин халяльного мяса, невозможно понять, что пришло время молитвы.
«Если заключение сделать… Я буду бороться здесь, в этой стране, в этом городе, чтобы был мир, чтобы была любовь у людей друг к другу, уважение чтобы было, чтобы процветала эта страна. Здесь мы живем, работаем. Можно это сказать по-восточному, у нас на родине говорят: если ты один день где-то побыл, в какой-то юрте, в каком-то доме, один день тебя там кормили, за тобой ухаживали, уважали тебя, вот к этому дому надо относиться так, в знак уважения, в сорок раз [c] большим уважением. Я своим землякам говорю: здесь мы находим хлеб, детей обуваем, поэтому низкий поклон этому государству, этому народу, потому что вас никто не дергает, никто не гоняет, никто не унижает — вот это самое главное. Пришли, пожалуйста, нашли работу. А за уважение этого народа, за уважение этого государства надо ответить большим уважением».
У мигрантов есть разные мотивы, вызванные разными жизненными обстоятельствами, различаются и стратегии в отношении принимающего сообщества. Не всегда они предполагают включение в жизнь Иркутска. Не надо упрощать и проблемы столкновения разных представлений, несовпадения опытов и практик, но при этом миграция — это ресурс экономического развития города и его культурного многообразия, что доказывает история Иркутска.
ЕЩЕ ПРО ИРКУТСК



Александра Янченко
2017


Даша Кочетова
Антон Климов
2016