Как стать иркутянином
Фото: Фабиан Веисс, Юлия Зельманн, Антон Климов.
Текст: Ринат Тшмухаметов
Переезд из одной страны в другую – это не просто смена географии. Это вхождение в другой мир, живущий по своим формальным и неформальным правилам. Иркутск, как и другие города России, стал местом постоянной или временной жизни для людей из Центральной Азии. Но становится ли он домом? Насколько город позволяет человеку почувствовать себя иркутянином и при этом остаться собой, сохранить свою идентичность?
„Иркутск — это не просто типичный провинциальный, это типичный переселенческий город. Здесь почти невозможно найти людей, у которых предки до серьезно дальнего колена были иркутянами или даже просто сибиряками. Здесь живут люди без корневой системы. Практически все происходят от приезжих, чем очень гордятся.“
С.Ф. Шмидт
В центре нашего исследования - люди, приехавшие в Иркутск из Центральной Азии. Они оказались здесь в разное время и по разным причинам и остались в городе если не навсегда, то надолго. Представлены здесь только мужчины, что не отражает полной картины: на заработки в Россию приезжают в том числе женщины, однако их значительно меньше, к тому же культурные особенности затрудняют их свободное общение с мужчинами вне семьи. Сам по себе феномен миграции и его прямые или косвенные последствия вне рамок нашей работы. Прежде всего, нас интересует „вхождение в город“ - процесс интеграции в жизнь города, понимание Иркутска как „своего места“.
„Я лично сам в город Иркутск приехал в 1980 году, тогда я служил здесь на станции „Белая“, в авиационном полку, фельдшером, два года сверхсрочной службы. После службы город понравился, и я остался здесь учиться, окончил иркутский сельскохозяйственный институт и здесь женился…“
Э.Т.
Переезд в Иркутск ещё в советское время – распространенный и показательный случай. Служба в армии стала причиной знакомства с городом: Э.Т. был отправлен на службу из Киргизской ССР в Иркутск, остался учиться, а после развала Союза сразу принял российское гражданство.
„Ходил и тогда уже чувствовал, что город гостеприимный, и тогда я уже думал остаться здесь учиться“
Э.Т.
Получение образования в России – это и сегодня достаточно распространенная практика среди молодых людей из бывших советских республик. Очень часто студенты остаются после завершения учёбы в Иркутске.
К концу 1980-х в Иркутске высшее образование можно было получить в Иркутском государственном университете и еще шести крупных институтах: народного хозяйства, железнодорожного транспорта, политехническом, сельскохозяйственном, медицинском, педагогическом. Кроме того работало большое военное училище, готовившее технических специалистов с высшим образованием для военной авиации.
„Папа у меня электрик-инженер. Он сюда приехал, получается, и нас привез потом, но они уехали - родители, все уехали сейчас. А я здесь продолжил учебу“.
А.Х. (магистрант, второй курс)
„Приехал в 98 году… на заработки. У нас после гражданской войны в Таджикистане было сложно жить, работать… здесь остался и учился на подготовительных курсах три года. В 2003 году поступил в Нархоз, после учебы, как закончил, я оформлял свои документы на гражданство, хотел получить уже после университета, остаться здесь. Получил в 2008 году, женился здесь“
В.Г.
Часто приезд на заработки в Россию не является собственным выбором: войны, этнические конфликты, невозможность заработать на жизнь.
„Наши ребята, когда была гражданская война в 91-94 году, каждый эмигрировал кто куда. Сюда приехал один человек, остался, заработал, увидел, познакомился, освоился и уехал на родину. [Потом] с собой еще привез человек 10-15. У меня сюда отец приезжал в 97-м году, а я в 98-м с ним сюда приехал. Приехал первый раз в жизни и здесь остался“.
В.Г.
Гражданская война в Таджикистане— вооружённый межклановый внутриэтнический конфликт в Таджикистане между сторонниками центральной власти и различными группировками в лице Объединённой таджикской оппозиции, последовавший за провозглашением независимости страны в результате распада СССР (1992—1997).
Википедия
Фото: Фабиан Веисс
Р.И.: Вы думали, что вы останетесь?
Э.Т.: Я, когда уезжал, ничего не думал… Просто как-то… просто, ну сами понимаете, мигрировал.
„Приехал в город Иркутск в 2001 году. Тогда я работал разнорабочим, по найму… краткосрочно - полгода максимум, четыре-пять месяцев, потом уезжал домой, опять приехал… С 2005 года до 2008 года я не приезжал в Иркутск – у себя дома работал. С осени 2008-го и по сей день живу в Иркутске. Но каждый год, один раз, иногда два раза, езжу домой. Моя семья находится в Узбекистане“
Ю.К.
Обычная история для начала нулевых, когда в России начался быстрый экономический рост после долгого периода стагнации и кризиса 1998 года, а экономики стран Центральной Азии всё ещё испытывали спад.
„Знакомый мой здесь работал, когда он поехал к нам в деревню… Потом я его, так, во время разговора, спросил: „А если я приеду?“. Он сказал: „Если приедешь, могу помочь, точно один месяц я могу тебя поддержать со всех сторон – и материально и морально“
Ю.К.
„Ну вот, и таким образом я здесь оказался. Вот приехал… через какое-то время, через десять дней, я ощутил, что у меня голова не болит, что я нормально сплю, ничего меня не беспокоит“.
Ю.К.
Видно, как сильно личные истории зависят от контекста большой истории: в советское время молодые люди часто проходили службу вне родных республик СССР, а позднее в 90-х – начале 2000-х в России запрос на рабочую силу привлёк огромное количество людей из Центральной Азии.
Фото: Антон Климов
Город возможностей
Иркутяне гордятся тем, что Иркутск – город с историей и культурными традициями, старинный сибирский город. Но человек с опытом жизни в Самарканде или Бухаре ( обоим городам больше двух с половиной тысяч лет) иначе смотрит на 355-летний юбилей Иркутска.
„Когда первый раз кто ни будь из моего места приезжает и я показываю город, мне говорят „ой… ты говоришь центр? Что это?“ [имеется ввиду территория вокруг центрального рынка, в частности бывшая Шанхайка] Я говорю „ну вот так вот, достраивается город ещё“. А так объясняю, что молодой еще [город]“.
Ю.К.
Иркутск как „город возможностей“, вероятно, тоже неожиданный ракурс, ведь обычно центрами жизни видятся Москва и Санкт-Петербург. В тоже время мигрантами Иркутск рассматривается именно как место, где можно прежде всего изменить свою жизнь к лучшему.
А.К.: Отец приезжал в командировку и здесь остался.
Р.И.: А он не объяснял вам, почему сам приехал и вас сюда перевез?
А.К.: Ну, он считал, что образование лучше и здесь есть перспектива. Я тоже так считаю, что здесь есть перспектива, возможности. Есть больше, чем там.
„Брат мой он закончил Мединститут и хочет дальше здесь продолжать [учёбу], хочет ординаторскую получить и семью сюда привезти. Но это я сам захотел: там перспективы ему нет, там, чтобы перспективу иметь, ему дядю нужно иметь или хорошие деньги, чтобы заплатить, потом дальше пройти. Семь-восемь лет учиться, чтобы работать медбратом - это тоже неправильно…“
В.Г.
Однако, отношение к Иркутску не сводится только к прагматичному желанию заработать, получить образование и уехать. Город воспринимается не как перевалочный пункт на пути к чему-то большему, но место для жизни, вторая или даже первая родина.
„Я не хочу никуда ехать потому что мне здесь нравится, здесь город… Ну как сказать, многонациональный город. Во-первых, в Иркутске нет такого, что вот ты не русский, ты таджик, ты узбек, и другое… Здесь, в Иркутске, за 17 лет жизни… с 98 года ни разу еще я не слышал, не видел, чтоб где-то так-то говорили: „Ты такой, ты нездешний, уезжай отсюда“. Да, такого ещё ни разу я не видел, не слышал“
В.Г.
„Как Родина, второй Родиной считается у меня Иркутск… Я не считаю, что я приезжий в Иркутске… Я считаю, что я здесь вырос, родился – мое ощущение такое“
В.Г.
„Иркутск тоже как родной город для меня, я так считаю“
М.С.
„Тот город, откуда я родом, уже можно сказать немножко чужой, я там уже… отвык от этого города“
А.Х.
„Тогда я почувствовал, что Иркутск – гостеприимный, гостеприимные люди, очень дружные люди…“
Э.Т.
Примером негостеприимности для сравнения обычно служит Москва.
„Сейчас, когда я приезжаю в Москву… как народ здесь себя ведет и как в Москве – это небо и земля…Да мегаполис, когда едешь в Москву, идешь там, даже элементарно подойти и спросить – с тобой даже не станут разговаривать. Пошел - и все, как будто ничего не было. А здесь не так, здесь… Подходишь к уставшим людям (такое же нередко бывает) – могут объяснить, нормально что-где. Или вот я ночью домой еду. Подошел ко мне: „Как мне проехать в Листвянку?“. Они из Красноярская… [я] ехал в другую сторону, говорю: „За мной едите, я вас доведу до трассы». C аэропорта вел до трассы, остановился и им объяснил, что прямо-прямо всё, все указатели есть. Поехал довольный [домой]… Не знаешь порой дорогу, спросил - нормально объясняют. В Москве попробуй спроси – с тобой даже не разговаривают“
В.Г.
Этот эпизод показывает, что для В.Г. важна не только гостеприимная атмосфера города сама по себе, но и сохранение этой атмосферы.
Фото: Фабиан Веисс
Конфликты, сложности, лишения
„Более или менее [живут] те, которые уже обоснованные здесь, такие же как я, пораньше [приехавшие]. Кто занимается бизнесом, работа, что-то у них [есть]. Те, которые приезжают-уезжают – они плохо живут. Они не живут, а просто… существуют. Они [в таких] условиях живут, что это не человеческие условия“.
В.Г.
Жильё – одна из главных тем в рассказах трудовых мигрантов. Сезонные рабочие, как правило, приезжают для того, чтобы заработать деньги для своей семьи и потому вынуждены экономить на всём, в том числе и на жилье – очень часто живут прямо на строительных объектах, жилье под снос и так далее.
„Квартиру снимал - деревянный такой полуразваленный дом снимал, там комнату… Я не знал, что этот мужик отсидевший, что он алкаш. Говорю:
-А по поводу оплаты как будем решать?
-Каждый вечер - мне бутылочку.
-Какую бутылочку? Ты что? Бутылка то столько стоит…
-Нет, мне вот такой спирт.
Фото: Антон Климов
Показывал мне бутылку, я там прочитал, что стекло чистить. Каждый день я в конце работы обязательно туда заходил, брал. Я устал потом, взял сразу 10 или 15, купил, в комнате у себя под кровать спрятал, чтобы каждый день не искать. Потом смотрю: у меня мои продукты пропадают, смотрю - в моей комнате кто-то спал. Я говорю: „Что такое? Я закрываю, у тебя запасной ключ есть, ты оттуда мои продукты кушаешь“.
Как-то ночью толпа - все с кривыми мордами, выражения все тюремные. Один, второй начал приставать. Я говорю: „Если так – завтра я уйду“. Тогда ночью мне страшно было. Они сидели, гудели до утра. Кое-как я провел ночь. На следующий день взял вещи и ушел. Потом я на объекте жил. Он пришел за мной, говорит: „Ты же знаешь меня - ни детей, ни жены, никого, один живу. Давай возвращайся“ Я говорю: „Нет, не пойду“. Он начал приходить, спрашивать: „Дай на бутылку“ Я говорю: „Я устал от тебя… Может, сторожем пойдешь куда-нибудь работать?“ Его никто никуда не брали, потому что пьющий человек – кому он нужен…“.
Ю.К.
Местные жители – совсем не однородная масса „местных“. И сезонные рабочие неодинаковы. Как видно из этого короткого рассказа, взаимоотношения между ними тоже не просто хорошие или просто плохие.
„Работодатели не хотят делать им трудовой договор, потому что им без договора выгодно. Бывают даже случаи, в том году с пятого этажа упал наш гражданин - несчастный случай. Умер. А у них трудового договора нету, и они говорят: „он у нас не работал – в гости пришел“. Хотя он там три месяца [работал], оказывается и свидетели были. Не могли доказать“.
Э.Т.
„Наш народ – они очень доверчивые… Пришел, договорился, „Да-да-да“, все сделал. И их чаще всего кидают, обманывают, бросают. Чаще всего мы не можем ничем помочь, потому что нет никаких доказательств, бумаги, договора… Бывает, что работодатели если возможности нет [говорят]: „Ну да, денег нету, я не отказываюсь платить, деньги будут - буду платить“ … А некоторые [говорят] - вообще знать не знаю [их]. Они поработали, сделали, закончили [работу] – [работодатель] позвонил в полицию и их приезжают, забирают и все“.
В.Г.
Отношения между работодателями и мигрантами складываются по-разному. Работа на стройке, отделке помещений, всегда риск - легко могут не заплатить.
„Я потом жил на другом месте. Там молодые наркоманы были. Ночью зашел в киоск что-нибудь купить пожрать, выходишь - и уже начинают… Кое-как потом оттуда тоже ушел. Правда, в Затоне когда жил, там деревянные двухэтажные дома, жильцы говорили: „Ты будь осторожен, ты тем более не россиянин, не дай бог… никто не гарантирует…“.
Ю.К.
Напомнить мигранту, что он „чужой“, подчеркнуть его бесправие выгодно не только работодателям, но и тем, кто работает в госструктурах.
-Ты что, говорю, бороду отпускаешь?
-А что, нельзя?
-Паспорт… там бороды нет. Что ты так ходишь? Ты сам привлекаешь внимание людей! За это тебя посадят в УАЗик, ППС, и будут возить целый день, потому что не соответствует фотография.
„Ночью не ходить, не гулять, желательно от молодёжи подальше ходить, от пьяных подальше. От пьяниц-женщин, девушек - вообще…“
Ю.К.
Риски связаны с многочисленными ограничениями, которые накладывает статус мигранта. И сам статус во многом противоречив: он создаёт множество „серых зон“, возможностей для манипуляций и откровенных вымогательств.Мигрантам приходится приспосабливаться к такому положению вещей.
„В основном со стороны государственной власти многие страдают. Без паспорта ходят – отбирают. Как отбирают? Клочок бумаги [дают]: Вот, эти деньги оплатить, принесешь чек, потом я тебе верну паспорт…“. А потом, если что, инспектор говорит: я не брал, я тебя первый раз в жизни вижу“.
Тему гражданства поднимают не только представители органов власти. Вот сцена описанная одним из иркутских блогеров.
„Часов в восемь иду по улице и издали слышу, как две женщины выясняют отношения. Орали они друг другу через улицу. Когда я стал различать слова, они как раз были на стадии: „А ты кто такая?“. Одна сидела на скамейке в окружении таких же как она - в платочках и ярко цветной, но поношенной одежде, а другая - в майке кожаной юбке, с собакой на поводке, стояла у публичного дома с видом его хозяйки (ну или менеджера по продажам). Вот ради её реплики я и написал этот пост:
„-Ты - никто! Запомни: ты никто! А я - гражданин России. Не нравится - отправляйся в свой монастырь!“
Подобные выпады могут быть восприняты болезненно.
„Я люблю город. Я люблю людей но своим домом я назвать я опасаюсь. Какие-то люди мне сказали: „Ты всё равно иностранный человек, мы можем тебя поставить на место“. Я до того момента не думал, что я иностранец. Мене больно было. Я никогда эти слова не забуду“
Ю.К.
Реакция Ю.К. очень эмоциональная, даже когда он просто вспоминает этот эпизод. Заметно, что ощущение себя иностранцем не было постоянным и более того, оказалось совершенно незнакомым, несмотря на отсутствие гражданства.
Негатив, исходящий от местных, мои собеседники склонны связывать с воспитанием, личными качествами, даже не смотря на присутствие чёткой грани „мы“/“они“.
„Негатив зависит от самих людей. вот если я себя вел так, ко мне так относятся. Я сколько здесь живу, еще ни разу, ни разу, ни одного случая чтобы мне сказали: „Эй, ты! Ты едь на свою родину, ты не такой, ты сякой». Приходят, говорят: „Мне так сказали“. Я говорю: „Почему мне не говорят об этом? Значит, ты сам так себя вел.“
В.Г.
„Пять пальцев же они не одинаковы. У нас тоже есть плохие – пьющие, гуляющие - всякие же бывают. Я не говорю, что наши лучше. У нас тоже есть такие“.
М.С.
„На простых людей вообще не жалуются – быстро находят общий язык, быстро с ними работают, все нормально, все ровно идет“
Ю.К.
Фото: Фабиан Веисс
Повседневное общение
„Ну - Василий, да. Вот когда я в первые годы был, звали: „Вася, Вася…“. Так и осталось. Потому что некоторые очень плохо произносят моё имя… Вася, ну мне так нравится“.
В.Г.
„Максим, потому что так удобнее - и мне и всем…“
М.С.
Называться звучащим по-русски именем – достаточно распространенная практика среди мигрантов: тюркские, арабские и другие имена, русскоязычному человеку сложно запоминать и правильно произносить.
„Рома – это Рома? Или на самом деле Музафар?“
„На остановке стоят, по-своему громко разговаривают. Я думаю большая часть иркутян нехорошо приветствует, когда иностранцы разговаривают на родном языке. Некоторые говорят: „Здрасьте, а почему?“. „Есть закон? Где закон, что мне нельзя разговаривать на родном языке?“ Я говорю: „Такого закона нет“. Просто уважение надо делать, перед этими людьми, постарайтесь вести себя нормально“
Ю.К.
Тема общения на русском или родном языке так или иначе появлялась в каждой беседе.
„Я везде со своими сижу, разговариваю на таджикском, у меня вылетают русские слова“
В.Г.
„Младшая сестренка занимается только по-русски. Она уже перестала почти говорить по-узбекски, она здесь учится, в третьем классе уже“
„Папа тоже меня так воспитывал. Если ты, например, если рядом с русским, то ты тогда не стесняйся – по-русски общайся“.
М.С.
Потребность в русском языке напрямую связана со стратегией, выбранной мигрантом. Сезонная работа в узком коллективе соотечественников не требует знания русского языка в принципе: мир мигранта в таком случае, как правило, ограничен только кругом его со-работников, и необходимый максимум – это коммуникация с работодателем. Совсем по-другому дело обстоит с людьми, нацеленными на интеграцию в принимающее сообщество. В их случае знание русского языка воспринимается как необходимость, особенно хорошо это видно на примере воспитания детей.
„Отец говорил: „Говори на русском“, чтобы я быстрее учился“
А.Х.
„Мы часто встречаемся и разговариваем, объясняем: когда вот обращаешься в [государственные]структуры, ты не „тыкай“ человека, всегда „Вы“ говори. Это незнание языка – грубо выходит. Хорошо, что здесь, в России, понимают, когда ну… нерусский говорит“
В.Г.
„У нас если получится, что с нами русский, то обязательно я всегда по-русски общаюсь, чтобы он не обиделся, или она“
М.С.
Говорить по-русски в присутствии русскоязычных людей представляется как часть этикета.
То же самое мне сообщил А.Х. Он считает общим правилом говорить по-русски в присутствии русскоговорящих. Подобная практика, тем не менее, не отменяет того, что в обычном разговоре с соотечественниками будет использоваться родной язык.
Что может показаться русскоговорящему человеку грубым – зачастую просто незнание языка. Характерный пример – обращение „брат“. Часто это просто попытка вежливого обращения. Важно, что похожую проблему испытывают люди, хорошо говорящие по-русски: к кондуктору трамвая могут обратиться „хозяйка“ за неимением подходящего слова, по всей видимости.
Фото: Юлия Зельманн
Работа
„Они стараются не выходить [в город], потому что каждую копейку экономят, понимая, что вот сейчас он поехал сюда, у него вот столько денег будет, что зарабатывает с трудом, собирает все, чтобы ему семью там кормить“.
В.Г.
Такие вынужденные самоограничения задают и определенный формат общения с внешним миром.
У мигрантов, приезжающих на сезонные заработки, как правило, нет необходимости в активном контакте с их непосредственным работодателем: обо всём договаривается „бригадир“, а рекламой служит „сарафанное радио“, позволяющее работодателям узнать, кого и за какие деньги можно нанять.
„Я сам даже путаю, как много законов федеральных. Я, единственное, такое заключение сделал – все мигранты обязаны, и всё“.
Ю.К.
Ужесточения миграционного законодательства последних лет осложнили процедуры и увеличили количество разнообразных посредников между трудовыми мигрантами и работодателями, но не отменили потребность последних в рабочих из Центральной Азии, что легко понять, обратив внимание на ближайшую стройплощадку. Преодоление сложностей связанных с получением различных документов и легализацией статуса – общие и самые частые проблемы мигрантов.
Короткая, но емкая история о взаимоотношениях работодателя и мигранта, взятая из комментариев в сети.
Фото: Фабиан Веисс
„Сам работаю на рынке стройматериалов, в подчинении - нерусский грузчик (узбек-не-узбек-не понятно) при этом терпеть не могу, когда на них жлобят покупатели. Была ситуация, когда на оскорбления от пожилых уже покупателей мой грузчик просто развернулся и ушел к себе в каморку, женщина накричалась и дед сам закинул мешок цемента. Я же осудил женщину и сказал, что срываться на человека не надо – скажите мне – я сам с ним проведу беседу. После погрузки цемента (50кг) один мешок женщина пришла мол: „верните мне деньги, которые идут за погрузку“. Надо было видеть, когда я отдал ей пять руб. (что, кстати, на рубль больше чем заработал бы грузчик)“.
Есть место и для кооперации, ведь главный ресурс города – люди, постоянно или временно его населяющие.
„Столько лет я только с хорошими людьми работаю. Не знаю, характером сошлись или что, но я с кем работал долго, год-два-три не разлучаясь с местными. Они ждали меня, когда я уезжал, разговаривали со мной, когда я приеду. Никаких драк, никакой ругани не было. Наоборот, кое-кому местным мы помогали - как работать, как зарабатывать. „Ты же гражданин России? Пойдешь, оформишь договор на себя, все сделаешь на себя, работники с нашей стороны, за качество, за выполнение работ, за срок мы отвечаем. Ты будешь отвечать за договор“.
Ю.К.
Для В.Г. знакомство с университетским преподавателем физкультуры во время работы на стройке стало началом пути в университет.
Р.И.: Как вы познакомились?
В.Г.: Случайно – работал на стройке, приехали – надо было доски, грузить в машину. Слово за слово - и познакомились. Поехали тоже с ним, разгрузить к нему на дачу… потом я ещё через него познакомился и пошел заниматься рукопашкой.
Фото: Антон Климов
Как сохранить традиции
К новым условиям приходится приспосабливаться и менять устоявшиеся практики или пытаться сохранить их, пусть и в измененном виде.
„Мне было непривычно, когда я приехал на родину, в Узбекистан, что там можно торговаться, когда покупаешь…здесь же в супермаркете не будешь торговаться“.
А.Х.
Фото: Фабиан Веисс
На вещевых рынках Иркутска почти всегда можно сбить цену. Причем договориться с продавцами можно не только о кроссовках и купить их дешевле на 700 рублей, но и, например, о скидках на оптовые поставки товаров для дальнейшей перепродажи.
Фото: Юлия Зельманн
В кафе „Памир“ нет бизнес-ланча, но есть специальное предложение: по пятницам с 12-00 до 17-00 можно за 200 рублей заказать плов, чай, суп и лепешку. На входной двери кафе висит наклейка „Проверено Ревизорро“.
Другое дело, когда изменения происходят в сфере религиозного, что напрямую связано с проблемой идентичности.
„Раньше, когда я жил и учился, трудно было доставать халяльное мясо. Надо было собраться несколько человек, скидывались, чтобы купить корову или барана и потом по пять-шесть килограмм мяса себе иметь. А сейчас в любой точке города есть халяльное“.
В.Г.
Пространство города тоже изменяется.
„Праздники празднуем дома. Рамадан [пост] держим. До прошлого года я каждый год держал. В этом году не смог. У меня же там еще сессия была. Хотел я держать, все равно подумал, что как-то не получится, все равно в этот год пропустил“.
М.С. (студент, второй курс)
„Я, честно говоря, ем все. От еды же не зависит – это я думаю так. Например, смотри: если курицу возьмешь – курица же тоже питается всяким, что попало. Еду я не выбираю. Но когда с узбеками, с мусульманами, я стараюсь чтобы не есть свинину“.
М.С.
Фото: Юлия Зельманн
Не все религиозные нормы удаётся выполнять.
„Если он там целый день пять раз будет молиться, то кто его будет кормить? Его семью кто будет кормить?“
„По поводу мечети, вообще редко кто спрашивает [из] молодежи… маленькая-маленькая часть ходит в мечеть, но нерегулярно, непостоянно“.
Ю.К.
Тем не менее, стремление поддерживать традиции сохраняется.
Ника́х (араб.— бракосочетание), — в исламском семейном праве брак, заключаемый между мужчиной и женщиной. Мужчинам разрешено жениться только на мусульманках, христианках и иудейках.
Википедия
„Все равно, не надо же быть животным, прийти молиться надо…“
Ю.К.
Также и в личной жизни – брак должен быть освящён, а внебрачные связи являются прелюбодеянием.
„Если я сейчас выйду на улицу познакомлюсь с девушкой – это получается грех. Ну познакомиться, чтобы пойти заниматься, как скажем… любовью. Это очень будет большой грех“
В.Г.
В.Г.: Без никах у нас свадьба – это не свадьба. Это уже, как говорят, прелюбодеяние…
Р.И.: Никах важнее чем ЗАГС?
В.Г.: Важнее. Это потому что сам Бог велел.
Жизнь, однако, и здесь вносит свои коррективы. То, что „сердцу не прикажешь“ - общее место, особенно в отношениях молодых людей.
„Здесь знакомишься, это происходит неспециально. Как говорится, сердцу не прикажешь. Если судьба – полюбишь. Почему вот я выбрал русскую жену – мне какая разница? Человек хороший, порядочный, не пьет, не курит, семья у нее хорошая, помогает“
В.Г.
„Я не выбираю, что я только на мусульманке женюсь… Раньше было [что родители решали], а сейчас нет“.
М.С.
Р.И.: Люди, которые приезжают сюда, стремятся к браку с представителями своей национальности?
Э.Т.: Нет, молодежь сейчас, нет. Молодежь уже любит кого хочет.
„Вот недавно, один груз-200 отправили… второго здесь похоронили. Добро дали родители - здесь похоронить. В такие моменты приходится собрать деньги: кто 10 рублей кто 50, с рабочего места кто помогает. Хорошие работодатели есть - иногда компенсируют деньги на похороны“.
„Некоторые приходят сами забирают гроб. Отправляем без звука, без криков. Некоторые не могут - я созваниваюсь с родиной… получаю расписку: „мы согласны похоронить его там“.
Ю.К.
Фото: Фабиан Веисс
В основном религиозная жизнь мигрантов из Центральной Азии связана с Соборной мечетью Иркутска на улице Карла Либкнехта. До 1920 года улица называлась Саломатовская, и на одной её стороне традиционно селились мусульмане, а на другой стороне - иудеи и там располагается синагога.
Азан – призыв на молитву, в иркутской Соборной мечети читают только по пятницам, одни раз в дневное время, „чтобы не беспокоить местных жителей“, как говорит имам мечети.
Р.И.: Ходите в мечеть, которая на Карла Либкнехта?
В.Г.: Да, на Карла Либкнехта. И если бываем в районе Жилкино, по пятницам, там тоже есть мечеть. Ну, молельный дом.
Пятничная молитва совершается не только в Соборной мечети. В районе Жилкино находится несколько крупных овощебаз. На территории одной из них организована молельная комната, функционирующая по пятницам. В основном на молитву туда приезжают люди из второго Иркутска, Ново-Ленино и пригородов, а также собираются те, кто работает непосредственно на овощебазах или в окрестностях.
Начало молитвы на улице Карла-Либкнехта видно невооруженным взглядом. Здесь же, не будучи осведомленным о том, куда идут небольшие группы людей, почему на одну овощебазу стали так массово заезжать машины и почему закрылся магазин халяльного мяса невозможно понять, что пришло время молитвы.
Джума́-нама́з (араб.— пятничная молитва) — обязательная коллективная молитва мусульман. Совершается в пятницу во время полуденной молитвы в мечетях. Совершение джума-намаза предписано в Коране.
Википедия
Фото: Фабиан Веисс
„Если заключение сделать… Я буду бороться здесь, в этой стране, в этом городе, чтобы был мир, чтобы была любовь у людей друг к другу, уважение чтобы было, чтобы процветала эта страна. Здесь мы живем, работаем. Можно это сказать по-восточному, у нас на Родине говорят – если ты один день где-то побыл, в какой-то юрте, в каком-то доме, один день тебя там кормили, за тобой ухаживали, уважали тебя – вот к этому дому надо относиться так, в знак уважения, [c] в сорок раз большим уважением. Я своим землякам говорю – здесь мы находим хлеб, детей обуваем, поэтому низкий поклон этому государству, этому народу, потому что вас никто не дергает, никто не гоняет, никто не унижает вот это самое главное. Пришли, пожалуйста, нашли работу. Но, за уважение этого народа, за уважение этого государства – надо ответить большим уважением“.
У мигрантов есть разные мотивы, вызванные разными жизненными обстоятельствами, различаются и стратегии в отношении принимающего сообщества. Не всегда они предполагают включение в жизнь Иркутска. Не надо упрощать и проблемы столкновения разных представлений, несовпадения опытов и практик, но при этом миграция – это ресурс экономического развития города и его культурного многообразия, что доказывает история Иркутска.