Речевое пространство не так сильно подвержено смене сезонов, хотя в дурную погоду реплики могут быть реже, короче, отрывистей, включать сетования на холод. Но суточные ритмы влияют неизмеримо сильнее. Особенно это видно по объему говоримого. Стандартное количество реплик утром, днем и ранним вечером — 12−30. Летом после 22:00, а в остальное время — после 21:00 количество реплик заметно снижается - от 0 до 5. Рынок и малозаселенные окрестности пустеют вечером и ночью, ощущаются опасным: люди трусцой проходят мимо. Это понятно и без специальных наблюдений. Но, собирая семиминутки, начинаешь слышать больше. Поздним вечером на рынке оживают обычные звуки города — сигналы светофоров, шаги, хлопающие двери маршруток (а заодно проступают вывески, объявления, очертания строений). Днем они, как более тихие, тонут в грохоте тележек, шуме моторов, голосовой рекламе и речи.

Ритмы самих разговоров здесь разнообразны — от возгласа «А?» до развернутых диалогов:

130-й квартал очень зависит от суточных и недельных ритмов: может быть совершенно пустым и безмолвным. Например, в первой половине буднего, утром выходного дня. Тогда совершенно нормальный улов — ни одной реплики за семь минут. В выходные, праздничные, теплые дни место квартал наполнен людьми и звуками.

Ритм семиминуток здесь чаще, чем в других местах, может отличаться от ритма речи. В среднем здесь, как ни странно говорят тише, а в местные часы пик фразы одних людей накладываются на фразы других, а не затмевают их. То есть речь становится трудноразделимым клубком. Аналогично с технически воспроизводимыми звуками. Если на рынке звук голосов перекрывает рекламу (физические люди ближе, чем динамики), то источники разнообразной музыки из колонок в квартале иногда защищают людей от чужого внимания. При этом и сами песни, перекрывая друг друга тоже нередко остаются неразборчивыми. Победа - за уличными музыкантами.

Люди здесь говорят много, но в отличие от рынка, скорость говорения может быть разной. В том числе - медленной, а паузы между фразами в монологе и репликами в диалоге — вплоть до гигантских. Так выглядит средняя по объему и структуре семиминутка 130-го квартала:

Потоки людей на набережной бывают ничтожными, средними и плотными. Благодаря обширному пространству, даже в средней плотности люди имеют возможность рассредоточиться, поэтому семь минут могут проходить в относительном безмолвии. Что касается ритмов, то в большей степени набережная зависит от погоды (дождь, тепло, солнца), дней недели (будни/ выходные/ праздники) и времени суток (вечер - чемпион). В этом смысле вербальное не дает ничего нового. Но подтверждает красноречиво. Например, когда очень холодно и ветер, идёт снег и низкое небо семиминутка выглядит так:

А в праздничный и теплый день 8 марта - вот так:

Глядя на первые два фрагмента, легко представить себе, как выглядит «обычная» семиминутка набережной.

Плотность людей на сквере Кирова относительно невысокая, отчасти благодаря зонированию. Даже в местах скоплений людей — остановки, светофоры, пространство вокруг фонтана в летние дни — люди говорят меньше, чем везде, почти скупо, короткими фразами. Исключения — массовые праздники и большое скопление людей. Сквер, как и рынок, резко замолкает поздним вечером, но в целом — стабильно молчалив и порывист (реплики не только сравнительно редкие, но и предельно короткие. Это чистое «на бегу»:

Речь квартала более «стертая», как кажется — самим местом. Неспешные прогулки, обилие кафе, допустимая и отчасти ожидаемая от прогуливающихся доля самопрезентации - все это напоминает морской курорт, хотя и лишенный моря. Вместо моря - торговая зона, которая и создает возможности для активного отдыха. Вербально этот курортный эффект выглядит так: можно вычленить детей-родителей, реже - совсем молодых людей. Как и на любом пляже есть уличные зазывалы и продавцы (например книжек), туристы. Но в массе реплики схожи друг с другом и могли бы произноситься самыми разными людьми.

На набережной звучат дети и родители — здесь они самые громкие во всех отношениях. Туристы, ловцы селфи и красивых фото визуально многочисленны, но вербально замкнуты и в семиминутках отражаются слабо. Свадьбы тоже скорее видны, чем слышны: даже если оказаться поблизости, щелкание затворов, вздохи и смех обычно перекрывают или замещают речевые конструкции. Зато здесь изредка можно услышать своего рода хозяев этих мест — рыбаков, которые преимущественно молчаливы:

Если сравнивать четыре лица Иркутска на вербальном уровне, можно получить некоторые неожиданные эффекты. Скажем, визуально 130-й квартал, сквер и Нижняя набережная наполнена туристами. Но в общем потоке речи их почти не слышно. Доля иностранных реплик в общем числе на рынке (только китайский) и в квартале (китайский и английский в соотношении 2 к 1) одинаковая и довольно высокая (4%), на сквере это лишь 2,5%, на набережной — 0%. При всей случайности сбора материала, это несколько озадачивает. Можно предположить, что особенности места (ритмы, плотность, зонирование) одинаково влияют на всех. Или что туристы на набережной и в сквере слишком заняты селфи и любованием другими красотами.

Или, например, доля среднеазиатских языков. 7% реплик на рынке, < 1% в квартале и на набережной, ничего — в сквере. Но сюда не попадают те, кто говорит на русском или молчит. Получается, что, если бы вербальное прямо сейчас начало преобладать над визуальным, а язык говорения был важнее национальности его носителя, город ощущался бы менее «приезжим», менее разнообразным.

Пожалуй, самый любопытный случай расхождения визуального или даже стереотипного с речевым — это разного рода ругательства. Для яркости возьмем только матерщину. Центральный рынок кажется самым маргинальным местом — здесь много бездомных, выпивающих, просящих милостыню, здесь встречаются «перетереть» люди с разных районов городов и пригородов. Однако чемпионом по матерной лексике рынок не является. Если привести цифры к сопоставимым величинам — назовем их «маточасы» — мы получим: 1,4 маточаса на сквере, 2,7 маточаса на рынке, 3,5 — на сквере и 5,1 в нарядном 130-м квартале.

Здесь важно подчеркнуть: большая часть семиминуток квартала были взяты в утреннее, дневное и ранневечернее время, сами ругательства — неспешнопрогулочного, а не разгульного характера. То есть это не эффект кабака. А если вспомнить что плотность реплик в воспитанном сквере и на рынке отличаются почти в три раза (43 и 111 в час соответственно), можно предположить, что на сквере меньше говорят, а ругаются как раз больше. Так, сомнительный рынок становится чемпионом центра Иркутска по чистой речи. К слову, речь самых маргинализированных людей (бездомных или давно и глубоко пьющих), если судить по семиминуткам не более и не менее чистая или замусоренная, чем у их нейтральных сограждан.

Даже если убрать все возможные доли иронии и учесть погрешности способа сбора материала, эти и другие мелкие находки наводят на мысль о том, что исследования повседневной уличной речи в ее потоке — дело небессмысленное, способное дать новые ракурсы взгляда на привычное.

Рынок кажется предельно функциональным. Здесь много разговоров о маршрутах и транспорте, ритуального торгового говорения («возьмите свинину», «пробуй, уважаемый», «хорошие носочки, долго будете носить», «а знаешь что еще мне надо? Надо девкам саган-далю привезти»), выплеска эмоций («Господи, чё встала-то?», «Ты куда? Я что буду с ним носиться?», «Ты посмотри какой он бог!») и обычных повседневных разговоров («Ты думаешь, я бы там выспалась?», «Стой! Там банкомата нет!»).

Но неожиданным образом именно здесь проходящие по своим делам нет-нет да сформулируют свою позицию по важным для себя вопросам («я даже если говорю, я слушаю», «я ее просто, представляешь, просто как котенка выкинул — ее с ребенком, ты мне никто, говорю…», «это не твой, это наш ребенок», «- мне главное, чтобы человек был хороший. — мне тоже»). Пожалуй, только здесь всерьез и содержательно, хотя и с некоторым надрывом, высказываются мужчины.

Все места — места в том числе детей. На рынке дети не только ходят за покупками вместе со взрослыми и просят что-то купить — часто они здесь же играют — в ожидании взрослых или не умея оторваться от голубей или фонтана, и тогда ожидают уже взрослые. Сквер с огромным фонтаном также притягивает детей. Удивительно, но коммуникаций с детьми на сквере не так много. Все время держа в голове случайность выборки, все же сделаем гипотезу: здесь дети играют более спонтанно: с одной стороны, мало опасностей, с другой — негде развернуться. Такое ощущение, что это место для них — территория свободы.

На набережной с ее просторами и функцией обучения/ катания на велосипедах, самокатах и роликах, разворачивается простор для речевой коммуникации. Родительская речь (или речь других сопровождающих) полна указаний, приказов, запретов и прочих повелительных наклонений — «Стой!», «Лиза, мы хрюкнем на тебя!» В первую очередь оттого, что дети. Детям очень часто разрешают/ запрещают/ указывают. Разговор — гораздо реже. Но ритм и функция места позволяют и его — с вопросами и попытками понять.